А.Л.Яворский. Столбы. Поэма
Часть 18. Верхопуз
Посвящается
Фермушке
Бывают странные названья,
В них у Столбов солидный стаж
Кому-то в праздный час мечтанья
Пришла на ум однажды блажь.
И Верхопузом окрестили
Камней раскидистый откос,
И этим сразу разрешили
Крестин мучительный вопрос.
Фермушка материю крестной
Ему нежданною была
И тем названьем повсеместно
Известность камню создала.
Пойти поверхопузить малость,
А в переводе – полежать –
Обозначает просто вялость
После еды. – Поотдыхать
Невольно тянет камень этот.
Он у избушки, над хребтом.
Минуты три не больше летом
К нему крутой тропой подъем.
За то какая ж нега, братцы,
Там наверху; не рассказать.
Я за него готов подраться
Такая в камне благодать.
А вид? На редкость вид приятный,
Особенный какой-то вид –
Совсем, совсем не необъятный,
А сердцу много говорит.
После веселого и сытного обеда,
Когда свалил полдневный жар,
Когда летучий непоседа
Запел полуденный комар,
Когда длиннее стали тени
И поползли от темных скал,
И преисполнен сладкой лени
Столбист на нарах задремал,
Когда ручьи слышнее стали
Журчать в дышащей темноте
И кедры – дерева печали
Прижались к стынущей плите,
Когда тайги хозяин бурый
Медведь, залезши в мох от мух,
С хребта соседнего, угрюмого,
Почуял человечий дух,
Когда пихтач, под солнцем гретый,
Собой долину напоил,
И день таежный, жаркий, летний
К концу своему подходил,
А тихий вечер в солнца спаде,
Не торопясь вступил в права
И в тишине его прохлады
Шепталась у камней трава,
Тропинкой, змейкою ползущей в гору,
Не торопясь, мы шли наверх к камням,
И Галя, как всегда ожесточенно споря,
Доказывала что-то нам.
А мы молчали, шли и только
Вставляли реплики порой.
Нас спор не волновал нисколько,
Мы любовалися горой,
Что против за ручьем вставала
Зубчатым верхом в чистых небесах,
И тень глубокая запала
В ее сомкнувшихся лесах.
И гобелен хребта темно-зеленый,
Гигантским полотном висящий через падь,
Нас так увлек, что мы невольно
Раз несколько пытались постоять,
Любуяся сквозь сосен кроны
Тяжелым бархатом ковра,
Пытаяся запомнить точность тона
Что там в хребте оставила жара.
Какая тишина кругом, ни звука,
Как будто кто околдовал тайгу.
И Галя, кончивши свою докуку,
Набрала в рот воды и ни гу-гу.
И мы молчим. Да! Вечер редкий
По тишине и красоте,
И сосен расписные ветки
Запроектировались сеткой на хребте.
А мы здесь в солнца нежной ласке
Восторженно любуемся хребтом,
И кажется, что то – картинка старой сказки,
Когда-то читанной, давно пережитой.
А вот и Верхопуз чуть выше,
И рёлочка за ним совсем гола,
За ней избушечка, и на двускатной крыше
Торчит на палке ведьмина метла.
Совсем из сказки ведьмина избушка,
Ей не хватает курьих ног.
В ней, как бездомная кукушка,
Сейчас живет какой-то педагог.
Наверное, блаженствует каналья –
Здесь наверху такой простор,
Сидит, пьет чай, и смотрит вниз, где шалью
Зелено-бархатной повис в хребте ковер.
И перед ним, туда со склона,
Скользит чудесный Верхопуз,
Особенный на этом фоне,
Парнас для всех Столбовских муз.
А воздух здесь всегда осенне-чистый,
Какой-то вправду неземной,
И там, внизу, немногие столбисты
Сейчас вдыхают дух такой.
И вспомнил я избы постройку –
Семен Иванович Мезенин сам рубил –
Старик совсем глухой, но еще бойкий,
Он попусту словца не говорил.
И, кончивши избу, со мной простился,
Винтовку на плечо взмахнул,
И поперек хребтов пустился
К себе на Ману. Хоть бы отдохнул.
И на прощанье мне шепнул на ухо –
“У вас здесь тяжело дышать.
Нет воли, как-то сперто, глухо,
Пойду на Ману отдыхать”.
И двадцать верст таежными хребтами
Старик под восемьдесят лет
Проделал так, как будто за плечами
Его был юности расцвет.
Он задыхался здесь у Верхопуза,
Где воздух чистый как кристалл,
И пребыванье здесь считал обузой –
Он Ману только признавал.
Вот так и мы. Столбы для нас все в мире,
Их лучше нет, милее не сыскать.
Их, только их, должны мы петь на лире,
Им, только им все в жизни посвящать.
И я задумался невольно. В самом деле
Как ценит человек родной свой уголок,
И дорог он ему от самой колыбели
Как каждому сверчку его родной шесток.
И что касается вот нас, бродяг-столбистов,
Мы любим каменный простор,
И свод над ним небесный чистый,
Накинутый на море гор.
И любим потому, что здесь, в немом просторе,
К геройству человек рожден,
Что здесь, на этом бархатистом море,
Он вырос, им взлелеян и вскормлен.
И я подумал – вот где наша бурса,
Вот где учились сочетать
Свободы дух с решительностью курса
И с грозной красотой уюта благодать.
И в том, что я такой – простой, веселый, нежный,
Благодарю хребты, леса, гранит,
Что в суете людской мой дух всегда мятежный
Победно выводил меня из всех житейских битв.
С вершины Верхопуза, лежа,
Мы любовались видом гор,
И наше каменное ложе
Ареной сделалось. Шел интересный спор.
Мария с Галей спорила о дружбе,
Попутно также о любви,
И уверяла, что они друг другу чужды,
Противны по самой крови.
Любовь казалось ей у ревности в плененьи
Эгоистична и черства,
И подкрепляя собственное мненье
Сказала: “Нет любви, одни слова!
Другое дело дружбы слово,
Нет благороднее, прекраснее ее,
В ней лучших чувств надежная основа,
В ней все, буквально, Галя, все”.
О боже мой, как Галя возмутилась! –
“Мария! Ты с ума сошла,
Все потому, что ты не полюбила.
Где так написано? Где это ты нашла?
Наоборот, бывает сплошь да рядом –
Они сопутствуют друг другу на пути.
Другое дело – надо иль не надо,
Но мимо них обеих не пройти.
И даже так случается, Мария!
Где дружба кончилась, там бьет любви исток,
Ты не поверишь мне, но эти две стихии
Живут частенько бок о бок.
А если хочешь – всего хуже
Тогда, когда кончается любовь,
Тогда и дружба нам не служит –
Зачем, когда не бьется больше кровь”.
“Не соглашусь” – Мария возразила, -
“Никак не соглашусь с тобой.
По-моему большая в дружбе сила,
Спроси у дяди Саши – он седой,
Жизнь знает больше нас, конечно,
Наверно, больше нас дружил,
И этот спор меж нами вечный
Он, может, просто б разрешил”.
“Ну, что мне вам сказать, девчата!
Вы и правы и не правы.
Скажу одно – любовью брата
Наверно не любили вы.
Из спора сразу видно было-
В самом, в нем, на вопрос ответ –
Да! Галя, видимо, любила,
А ты, Мария, будто нет.
Вот почему вы в антиподе –
Мария тянет дружбе в тон,
А Галин за любовь, как вроде,
Звучит певучий камертон.
Но обе ж вы давно дружите,
И дружба крепкая у вас,
Другой вы лучше не ищите –
Она случайна для всех нас.
Ее найти нарочно трудно,
Она приходит к нам сама,
Она чутка, совсем не нудна,
Не нужно лишь сходить с ума,
Носиться с ней и ей кичиться,
Залог для счастья в ней одной.
Ей можно только лишь гордиться
Внутри себя и меж собой.
Кто ж у кого стоит на службе,
Не все ль равно, в конце концов.
Пусть будут вместе страсть и дружба,
Они заменят и любовь”.
И мы надолго замолчали,
И каждый думал о своем,
И я узнал во взгляде Гали
Глубокой грусти водоем.
Мария что-то вновь шутила,
Ей горе было нипочем,
Не знав любви она дружила,
Любви над ней не грянул гром.
Я думал о высоком чувстве –
О дружбе. Думал о друзьях,
Потом о творчестве в искусстве
И о прекраснейших Столбах.
Потом мы вновь хребты смотрели.
Не наглядеться, ну никак,
Как пики, в них стеною ели
Ушли в глубокий тени мрак.
А по Столбовскому Калтату,
Там, на отбое над тайгой,
Под солнцем реют Стенки скаты
С вершиной зубчатой своей.
И солнце в блеске провожает
Ко сну гранитный гребень тот,
И тень зубчатая вползает
За ним на смежный с ним хребет.
А тут вблизи, на нашем склоне,
Стоит Канавель-камешок,
И на его невзрачном фоне
Разбросан редкий соснячок.
И Музеянка тут же рядом,
Вон шкраб уже развел костер,
На нас не смотрит, сидя задом,
Сжигает подметенный сор.
Наверно вдоволь насмотрелся
Всей красотой; не день живет,
Теперь у огонька пригрелся,
Блаженствует, чаишко пьет.
А хорошо! Костер, избушка,
Зори вечерний полусвет.
“Здорово, Верхопуз, Фермушка,
От Музеянки вам привет!”
Кто это? Ба! Старый знакомый –
Хозяин Соболев пришел.
Он у себя в избе как дома,
Разжег костер и сор подмел.
“А где ж учитель?” “По дороге
Его я встретил в Каштаке.
Доволен страшно. Стер лишь ноги”…
“А вы чего-то налегке?”
“Да я переночую только
И завтра поутру домой.
Нет времени никак, нисколько,
Так я хоть на ночь. Боже мой –
Такая прелесть на вершинах,
Ну разве с городом сравнить.
Хоть ночь без пыли и рутины,
Сейчас по воду и чай пить”.
Идемте вместе! Нас заждались,
Вон у Фермушки уж поют,
А, дядя Саша?” “Я прощаюсь,
Пойду в Нелидовский уют”.
Спустилась ночь, пока тайгою
Я пробирался в свой ручей,
В логу ольшаник меж собою
Сплелся под пологом елей.
Журчал ручей звенящей трелью,
Переливаясь с побежка,
Особенной ручьевой прелью
Тянуло в токе холодка.
Я сел на сруб с кристальною водою
И глядя в зеркало все думал в тишине,
В воде мерцали звезды золотые
Что светят там, в бездонной вышине.
И думою тогда одно, я помню, было –
Прекрасна жизнь здесь в сказочных лесах,
И почему Мария не любила,
Такая девушка, с улыбкою в глазах.
Придет пора, полюбит, безусловно,
И здесь же на Столбах объект найдет,
И замолчит пред жизнью непритворно,
Почувствовав любви тяжелый гнет.
Откажется ль тогда от дружбы слова,
Узнав иную в сердце кровь,
В желаньи необычно новом
Заменит дружбу на любовь.
Да! Дружба не для всех, конечно,
И ей не многие живут,
И в нашей жизни быстротечной
Тяжел ее кремнистый путь.
8.07.44
Оригинальный рукописный текст: стр.1,
стр.2
 
А.Л.Яворский. Столбы. Поэма. / Часть 18. Верхопуз
Автор: Яворский Александр Леопольдович
Владелец: Павлов Андрей Сергеевич
Предоставлено: Павлов Андрей Сергеевич
Собрание: А.Л.Яворский. Столбы. Поэма
| 
Избы
Компании
Люди
Скалы
