От Зверобоя (Николая Щедрина)
Магнит приключений
Стал прямо-таки ощущать сокращение жизни. Во времени, в пространстве,
да, пожалуй, и во всех других измерениях.
Как точно подметил Есенин, даже в желаньях становишься скупее.
Но наиболее болезненно воспринимается сужение круга друзей и близких.
Из периода дней рождения и свадеб плавно перетекаешь в период юбилеев,
а затем поминок. Прямо как у нашего земляка Николая Еремина:
Пожилых друзей жалея,
Жен их, крашеных блондинок,
Я хожу на юбилеи -
Репетиции поминок.
Вот был человек - кусочек твоей жизни - и нет его. Оторвался и улетел.
И ничего. Кроме воспоминаний. Да и те потихоньку стираются.
Скоро вместе с воспоминаниями уйдем и мы. Что останется? Надпись на надгробии?
А потом и надгробия не будет. А потом и кладбища.
Ушел вот Костя Обеднин. Не улыбнется уже от уха до уха.
Или, наоборот, с серьезным видом не подытожит:
- Песни у тебя, Коля, хорошие, но поешь ты их хреново!
А на мои приколы ответно не подначит:
- Это типа профессорской шутки?
По своему образу жизни Костя - ярко выраженный столбист.
Еще больше подходит к нему определение <ярый> или даже <яркий>. Чего стоят одни только полосатые штаны или косичка!
В нем сочеталось несочетаемое. Контактный, легкий в общении. Кажется, нет на Столбах людей, которых он не знал, и которые не знали бы его.
Магнит приключений. Вечно попадает (надо бы в прошедшем времени, да никак не привыкну) в какие-нибудь истории.
То с Митры шарахнется, то с киргизскими милиционерами подерется, то за ним пол-Тывы гоняется... Короче, не заскучаешь.
Но при всем внешнем разгильдяйстве - замечательный организатор, ответственный человек. Старшина в армии. Лидер избы. Председатель городской федерации альпинистов.
Как-то наперебой рассказывали девушки, попавшие в альплагере под его начало:
- Не поверите, какой он заботливый! Все новички из соседних отделений нам завидовали.
- И друг хороший, - скажу от себя.
Если основу древнегреческой культуры и этики составляли мифы,
то в основе столбовской субкультуры лежат байки - маленькие истории,
которые после стократных пересказов превращаются в нечто среднее между анекдотом и мифом.
Есть у меня несколько таких историй и про Костю. Вот одна из них.
Урок альпинистской этики
Однажды зимним вечером забрел на Уродник. Небольшая, но уже веселая компания
уничтожала вредный продукт - алкоголь. Присоединился.
Костя Урод предложил сходить к соседям - на избу Бесы, которая стоит на невысокой одноименной скале, метрах в четырехстах. Пошли вдвоем.
Встретили нас гостеприимно. Посидели так здорово, что кое-как спустились по
хлипкой деревянной лестнице. Прошли метров тридцать. И тут Костя <забастовал>.
Стал выпадать с тропы и заваливаться в снег. Пришлось вытаскивать, а, учитывая
разность габаритов, для меня это было не просто. Но Косте, похоже, эта процедура ужасно нравилась.
Его щербатая улыбка стала совсем безразмерной. Он все меньше помогал, а поднявшись, на мне же и обвисал.
При этом давал довольно здравые советы, как лучше перемещать его обмякшее тело. Это меня и насторожило.
Заподозрив, что <Кинстинтин> придуривается, я предупредил:
- Больше поднимать не буду.
Костя тут же упал и стал читать <лекцию> об альпинистской взаимопомощи,
подкрепляя цитатами из песен Высоцкого.
- Так неужели ты, Зверобой, меня бросишь?
Я ответил, что альпинистом не являюсь, а если товарищ сам не встанет,
то и брошу. Костя лежа продолжил повествование об этике альпинизма,
а я демонстративно двинулся к Уроднику. Пройдя по тропе несколько метров, спрятался за дерево и стал ждать.
Какое-то время Костя продолжал лежать, но, судя по интенсивной и громкой брани,
сил у него было достаточно. Затем самостоятельно поднялся и бодро пошагал
в правильном направлении. Когда он поравнялся со мной, я обогнул сосну, за которой прятался,
и на некотором отдалении пристроился за ним.
Прогнозы мои оправдались. Костя хотя и шел нетвердо, но ни разу не упал.
Я же, слушая нелестные эпитеты в свой адрес, только радовался. Как-никак груз перемещается сам.
Когда Костя уверенно втиснулся в Уродник, я специально задержался минут на пять.
Вошел в избу вовремя. Константин Александрович вдохновенно меня клеймил.
Тут, конечно, и я изложил свои впечатления. Поржали, попили чаю, и я вернулся в Нарым.
| |